Лейтенант грубо схватил Александра за локоть.
- А ну, садись, умник! В отделении посмотрим, какой ты тамразговорчивый будешь!
- Ручонки убери свои шаловливые, морда козья! — играя желваками, грозно произнёс, Голубев.
- Никуда он не поедет! — схватила друга за другой локоть побледневшая Галина. — Знаем, как вы там людей калечите!
- Ещё как поедет! — прохрипел лейтенант, хватая Александра за грудки.
- Папа! Папочка! — крикнула Виолеттка истерично, как напляже, вцепившись обеими ручонками в ногу Голубева. — Не трогайте папку! Дураки!
- Убери ребёнка! — взвизгнул глупенький сержантик и слегкаоттолкнул резиновой палкой девочку, когда та на мгновенье отпустила ногу Голубева. Милиционер, конечно, не хотел, чтобы девочкаупала, однако слабого толчка оказалось достаточно, чтобы это произошло. Девчушка расплакалась, усевшись на земле, больше, конечно, от обиды, чем от боли. Но и этого хватило, чтобы Голубеввмиг пришёл в неописуемую ярость! Тут же послышались его хлёсткие точные удары! И куда покатились фуражки! А куда полетелипалки! Собака забилась в страхе под машину, сержанту и одного апперкота хватило. Он повалился без чувств, а лейтенант, постанывая,покачивался, стоя на четвереньках. И, когда Александр готовилсянанести ему последний успокоительный удар, чтобы тот чего доброго о пистолете своём не вспомнил, сзади страшно завизжали тормоза! Оказывается, пока Голубев ругался с лейтенантом, трусливыйсержант вызвал по рации на всякий случай подмогу. Она подоспелавовремя в лице — аж двух автоматчиков, не считая водителя.
Отправили по этапу Александра Голубева на этот раз далеко на Север и сроком наградили больше прежних.
Но как бы далеко не спрятали сына, письма матери всегда его отыщут. Только они теперь согревали Голубева. Одно, правда, прислала и Галина. Но короткое и с упрёком:
«Я поняла, Голубев. Ты не от мира сего! И свои сроки сам из пальца себе высасываешь. Это, извини, глупо! Мне с тобой не по пути». Но совсем не о разлуке с Галиной переживал Александр больше всего. «Как странно всё разрешилось, — размышлял он. — Разминулись наши судьбы и со второй Виолеттой. Я выйду, когда мне будет, в лучшем случае, сорок, а то и поболе. А что, собственно, могло у нас быть с маленькой девочкой, если б я даже не сел? Вряд ли бы я смог жениться на её слепой маме. Да та, глядишь, ещё и сама не захотела бы со мной связываться. Скорее всего, я бы женился — на другой. А если бы родилась дочь, назвал бы, конечно, Виолеттой. Эта Виолетта так и осталась бы не при делах». Но другую дочку, как ни пытался представлять себе, Голубев, у него не получалось. Перед глазами всегда была именно Виолеттка, которая смело бросилась спасать его от ментов с криком: «Отпустите папку! Дураки!». При этих воспоминаниях на лице у Голубева всегда появлялась улыбка, и одновременно подкатывали слёзы. «Такая маленькая и такую проявила храбрость. За чужого взрослого дядьку заступилась! Бедненькая. Как ей трудно будет, наверное, забыть новоприобретённых: папку и бабушку. Хотя. Детям, наверное, за играми такие вещи и несложно позабыть. А может, мама её выйдет замуж? И она будет другого дядю называть папой? А может случиться чудо, и, — родной вернётся в семью?» По-разному Голубев уговаривал и принимался убеждать себя в том, что жизнь у Виолеттки образуется и без него. Но, как, ни старался, сам позабыть девочку не мог. Он даже написал Галине, уже года через три, как сидел, спрашивая о Виолетте. Она сама не ответила, а через мать передала, что вскоре, как посадили его, уволилась из садика. И знать ничего об этой девочке не знает, не ведает.
Но всё проходит. Проходил постепенно и очередной срок. На днях он перевалил за половину и теперь должен был убывать быстрее. У кого как, конечно. Но у Голубева именно так всегда было. На днях в зоне произошли два взаимосвязанных события. Должна была нагрянуть комиссия из Москвы, и всех блатных и рецидивистов начальство решило закрыть, на всякий случай, в ШИЗО. А перед самой посадкой в штрафной изолятор совершенно случайно, Голубев услышал по радио отрывок сказки «Маленький принц». По вполне понятным причинам он был весь во внимании и ловил каждое слово радиопьесы. И надо же! Александр был вознаграждён! Он, наконец, узнал сакраментальную фразу, на которую намекала ему когда-то его Виолетта-первая. Она звучала так:
«Мы в ответе за тех, кого приручили».