Василию – четырнадцать, но этот долговязый, сутулый подросток, по прозвищу – Дылда, уже считает, что жизнь не удалась. А — по сему, обычно в последнее время и сегодня тоже, настроение у него было не важное. «А, чё? – рассуждал он сейчас про себя. — У Вадика Егорышева батёк богатый, лесопилку имеет. У братьев Варутюнянов родичи свой магазин в их посёлке держат. Артурчик с Гамлетом на отцовском джипе по окрестностям гоняют, хотя его ровесники, и прав у них естественно ни каких. А всё потому, что участковый в их магазине в долг, а может и вовсе на халяву, отоваривается. Да и дочке участкового — Диане, тоже повезло, кто свяжется с ней, когда единственный мент на всю округу, её папенька? Даже старые тётки из цыганского табора, что на окраине в брошенных домах поселился, за сотню метров лыбятся ей масляно и первые здороваются. Конечно, если б не папик Дианкин, цыгонята их, разве б смогли у школы анашу продавать. А, так — пожалуйста, только бабло давай и хоть обкурись все – «до – упаду». Директор пробовал их гонять, так, ночью ему окна повыбили, да ещё в самые морозы. Участковому пожаловались, а тот только руками, как всегда развёл: «А, что я могу один сделать? На мне три посёлка. За всеми не уследишь». Дело понятное, когда ты — с цыганской анаши, что-то имеешь, конечно, не уследишь».
Василий вздохнул, в который раз, с чувством полного разочарования в жизни и произнёс обречённо.
– М-да. Не повезло мне с предками.
Именно к этому выводу он приходил снова и снова. И считал его единственно верным. Ведь секрет обретения счастья, лежит на поверхности. Он заключается, лишь в том, чтобы удачно родиться. Родись у богатеньких и ты обеспечен счастьем этим самым на всю оставшуюся жизнь. С детства тебя будут баловать, что хочешь покупать, кормить только вкуснятиной. Захотел торт или кока-колу – пожалуйста. Ноутбук? На тебе ноутбук! Появилась мечта о крутом айфоне? Дотерпи только до дня рождения и его получишь. А у него? Какой, к чёрту айфон?! Какой-то несчастный телефончик бэушный, чтоб заиметь, мать уламывать пришлось – пол года! И выбрала ведь курица голубого цвета! Из кармана не вынешь, пацаны засмеют, в симпатии к геям заподозрят. «Зачем он тебе? Зачем он тебе?» — передразнил Василий мать. – «Связи нету всё равно, в посёлке. И звонить тебе некому». Везде свой нос суёт, как будто, что-то соображает в этом. Когда просил купить, да — связи не было, а сейчас она, есть… иногда. Телефоны у всех в классе давно уже, и связь тут — не причём, собственно, и без неё ведь, просто в игры поиграть можно. Ничего не понимает, сама кое-как восемь классов кончила, с двойки на тройки перебивалась, поди, а с него, что-то спрашивает ещё, про техникум, что-то там вякает. Да — на фига он ему сдался, технарь этот Железнодорожный?! В школе, сколько лет уже угроблено, давайте ещё и там жизнь доконаем совсем. Серый вон говорит, что, если ишаком родился, тогда, пыряй за морковку, а умные люди, одурачить себя не дадут. Этот Серый — сосед их с мамкой по бараку, недавно откинулся с зоны. И хотя старше Василия в два раза с лишком, здоровался с ним за руку и велел себя так и звать, как ровесника — просто Серый. Он вообще никогда не работал и сейчас не работает, как говорят в бараке, сидит на шее у матери с отцом, на их пенсии. «А чё? – нисколько не осуждал соседа Василий. – Не плохо парень устроился, свободный, как – Африка! Захотел — чифирнул, захотел пивка — для рывка, а то косячок сварганил себе. Василий сознался Серому, что анашу уже тоже курил.
— Анашу можно — ответил на это бывший зэк. — Я в твои годы её во всю уже пыхал. – А вот героин и пробовать не советую. Подсядешь, с него уже не слетишь. Но геры в посёлке нет, и долго думаю — не будет. Он дорогой. Кому его тут впаривать? На лесопилке звери работают, им на пакетики с лапшой еле хватает. Пол посёлка безработных, лесорубы левую водку глушат, твоим друзьям армяшкам-барыжатам, что ли его загонять? На них двоих бизнес не сделаешь, у нас и цыганва нищая, вот соломой и торгуют, на жратву спиногрызам своим только и хватает поди от навара. Я взял, как-то у них на косяк для пробы, потом заставил деньги вернуть. Туфтой торгуют чернопузые, опилками. Друзья вот пришлют настоящей дури я тебя угощу, тогда толк поймёшь в этом кайфе.
Кайф — короткое, но значимое для Василия слово. Он его понимал так: кайф — это когда приятно кружит в голове и наступает, некоторая расслабуха в теле и мозгах. Хотя Серый и обозвал цыганскую анашу опилками, Ваське курить её нравилось. Даже запах анаши он обожал и башку кружило, и настроение поднималось, как от вина, но балдёж был от неё несколько иной, приятней и полнее раскрывался под пивко. С Федькой-заикой, со сверстником, из соседнего барака, на двоих они брали несколько раз уже, у цыганят на косяк дури и по бутылке пива, к ней — прицепом. Затянешься пару, раз, глотнёшь из горлышка, в нос пиво ударяет, в башку анаша – вот это кайф, так кайф! Поболтать сразу охота, даже у молчаливого обычно заики, язык развязывается, но говорить получается у него ещё хуже, чем у трезвого и не обкуренного, поугорать тянет, но Васька больше над заиканием друга разбирало, аж, до коликов. Забываешься под кайфом: про нищету свою, про школу, про всякие невзгоды, вот, так бы всю жизнь пробалдеть! Федула Скелетом в школе ещё дразнят, он худее даже Васьки. У него родичи алкаши, дома поесть нет никогда, он с раннего детства привык без еды обходиться, но после косяка и его на жратву пробивает. Васька ведёт его обычно к себе, когда мамки дома нет, есть макароны, с постным маслом и кетчупом – вкуснатищей кажется! Получше, наверное, даже шашлыков, которые ни Васька, ни Федул в жизни своей ещё не пробовали – для них это роскошь. А Дианка с Вадиком и братэлами-армяшками жрут шашлыки каждый выходной на даче, а в городе, даже в Макдональдсе бывали, и не раз. Эти-то всё уже перепробовали, дело понятное, однако не ими съеденным деликатесам завидовал теперь Васька, а… спайсам! Появились теперь в городах магазинчики, торгующие курительной смесью, так вроде бы ароматизированный табачок, однако там предлагают ни только с приятным запахом эти самые спайсы, но и… балдёжные. Артурчик говорил, затянешься таким и улетаешь, в самом прямом смысле, тело теряет, кажется совершенно вес, закроешь глаза и будто паришь, паришь над землёй — вот, где кайф, так кайф, не то, что с цыганской соломы, тупое головокружение и подташнивает ещё потом. Васька был уверен, что когда-нибудь, эти армяшки с Дианкой поведуют ему и про кокаин и герик, у них ведь все возможности, им же и на карманные расходы даже родители дают, а тут? На чипсы не выпросишь. Проще самому тиснуть у матери из кошелька. Однако несчастный полтинник свиснешь, и то сразу замечает, потому, что полтинников этих самых и соток, там – раз, два и обчёлся. За воровство мать Ваську не бьёт, не сладит уже, да и морали почти бросила читать, знает — бесполезно, вздохнёт только печально, покачает головой на сына глядючи, и скажет со слезой в голосе: «Наказанье ты моё, весь в отца. Такой же длиннющий и такой же беспутный. В церковь бы тебя сводить, а у нас её нет, и в городе, никак не восстановят». И принималась, тут же придумывать новое потаённое место для своего худющего кошелька. Отец пил, воровал и попал под поезд пьяный, когда Ваське только всего-то сорок дней отроду исполнилось, так он отметил крестины сына. Поезда в то время уже редко мимо посёлка ходили, и умудриться надо было ещё, под колёса их угодить, но он сумел. Мать больше, замуж не выходила, «А за кого? – говорила она, — когда – пьяницы вокруг одни». Работала проводницей в рабочем поезде, что развозил лесорубов по делянкам, да там же у них ещё и на кухне подрабатывала. Лесоразработки всё дальше теперь, не бывала дома порою и по неделе. Васька был предоставлен сам себе. На днях мать рассказала, что на станции «Чум» пропала её знакомая — Валя Оленина с внуком Олегом, сошли на этой развилке, грибы собирать и пропали. Куда она его по пьяной лавочке затащила? Сгинули оба и всё! Лесорубы, с ближних посёлков и охотники искали-искали, но так и не нашли. Болот вокруг много, посчитали, что в них и утопли бедолаги. «И, какие там грибы? – закончила она свой печальный рассказ, — там мухоморы, поди одни, прямо с поезда в окно их видать. Стоят — здоровенные, все опушки ими усыпаны. И вообще, я слыхала — место — то, не хорошим считается, где мухоморов и поганок много водится». Слова матери про не хорошее место и пропажу людей, Васька пропустил между ушей, его зацепили мухоморы, их ведь викинги, употребляли для храбрости перед боем – а это, уже тема! В кружок: Артурчика, Гамлета, Дианки и Вадика – молодой поросли из «местной знати» попасть было не так просто. С такими, как: Васька-Дылда и Федька-Скелет — эти ребята не якшались, потому, что с ними им было не интересно. И попасть в их тусовку «босякам», как они в своём кругу называли остальных поселковских сверстников, можно было только при случайных обстоятельствах, когда, ненадолго, пересекались общие интересы. Про связь викингов с мухоморами, Васька услыхал, именно от Вадика. У Вадьки в воскресение день рождения, естественно Ваську не пригласили, но «голь — на выдумки хитра». Ушлый Дылда, подловил в пятницу после уроков раскормленного Вадика, по кличке Плохиш, который не отличался: не подвижностью вообще, не быстротой мышления в частности, поздравил его с наступающим, крепко пожав руку, а потом, как напёр сразу про этих самых викингов и их любимые мухоморы! И что не плохо бы, попробовать их самим, мол, знает, где их набрать и как приготовить. И пока расчётливый Вадик переваривал это предложение и размышлял на счёт того, а стоит ли вообще их, именно ему-то дегустировать, Васька хлопнул приятельски по плечу одноклассника на прощание и сказал обыденным тоном: «Ладно, брат, чё, так на ходу-то? Приду на твой «день варенья», там тему и обсудим».
И пришёл… не с пустыми руками конечно, стянул у матери стольник, знал, что маловато, но… дарёному коню в зубы-то не смотрят. Он просто нагло добивался цели, уж очень хотелось попробовать этот самый спайс! То, что компашка «буржуинов», как в школе называли «босяки», крутых одноклассников, дурь эту курить надумает, он знал — наверняка. Мухоморы были лишь ключом проникновения к ним. Ну, а, если же «буржуины» проявят к этим поганкам и впрямь интерес, так что с того? За компанию, можно потом, как-нибудь, и — мухоморы продегустировать, в не большом количестве, конечно, он же не дурак, в самом деле, ими травиться.
Настало долгожданное воскресенье. Родичи у Вадика, конечно же, продвинутые были и потому ушли в гости, чтобы ребятам не мешать, знали бы они чему не мешают, конечно бы, разогнали всю эту шайку-лейку. Но… каждый ведь родитель видит в своём чаде только наилучшие и даже выдающиеся качества, особенно это процветает в обеспеченных семьях. Да и как же может быть иначе? Раз они богатые – значит и умные, а раз они сами умные, так дети их тем паче, таковыми быть должны. Это где-то — там, на дне, в семьях, пьяниц и бедняков наркоманы, а наш-то ребёнок, до этого не опустится, ему-то это зачем?.. Однако только родители Вадика за порог, именно их сынок, первым вспомнил о наркоте.
-Ну, чё, кукрыниксы? – употребил он, понравившееся словцо, обращаясь к гостям. — По спайсику?
Плохиш был продуманный пацан, разноцветные пакетики с ароматным табачком спрятал в своих боксёрских перчатках. Здоровенному отцу его, безуспешно пытавшегося приобщить сына к спорту, они были маловаты, а мать их никогда и не трогала. Засмолили содержимое пока одной порции спайса и пустили папироску по кругу, курево приятно пахло, аромат быстро разлился по квартире, можно было спутать и с парфюмерией, так, что и проветривать хату не надо – классный вариант! Вадик ещё музыку включил подходящую, лёгкую, одна музыка, без всяких песняков. Так, как Васёк хапал от жадности в себя, больше всех дурманящего дыма, то он и Дианка, понятное дело — девчонка всё-таки, первыми откинулись в креслах с закрытыми глазами. Было приятно, головушку кружило, но чувства полёта, Васёк не ощущал, и это несколько раздражало, набрехали — выходит. «А может, после второго взлетим – предположил он, — если не зажмут, конечно, очередной спайсик». Когда стали возиться в креслах и открывать глаза, отходя от балдежа, Вадик вспомнил, про мухоморы.
— Ну чё, Дылда? Как тебе спайс по первачку?
— Класс! – показал большой палец Василий, привычно кривя душой. – Нирвана реальная!
— То-то, — хмыкнул именинник, подкалывая одноклассника – Это тебе не мухоморы.
– Жаренные – подхватил тут же, с ехидством Артур — с картошкой уминать. Ха-ха – рассмеялся остряк, а за ним и братик его близнец, и хозяин торжества.
Василий понял, что Вадик уже посвятил в мухоморную тему армян и они естественно уже заранее, презирают его, вместе с его никчёмным, для них предложением. Им-то конечно, поганки — ни к чему, за бабки они любой цивильной дури купят. Это несколько задело парня, вспомнил он сейчас и то, как долго и будто в недоумении, именинник разглядывал его стольник и как небрежно и с притворным вздохом вложил его в нагрудный карман рубашки, но Василий уже знал, как отомстит богатеньким воображалам. Главное только б до заветной перчатки добраться, да руку туда не заметно, на мгновенье запустить. Там, наверное – общак, у этой компашки и пакетиков со спайсами, конечно же, не один и не два, в городе-то не так часто и сами они бывают. Смейтесь, смейтесь буржуины противные, а я уже кайфую за вас счёт и покайфую обязательно ещё.
-А, что мухоморы? – вдруг заинтересовалась Дианка, она, похоже, была, единственной в неведенье грибной темы. – Расскажите, пацаны. Васёк, ты, в натуре их жрал, что ли с картошкой, ну и смотрю живой, как они на вкус-то?
-Напрасно угораете, – попробовал защищаться Василий. — По телеку показывали, что не только викинги, но и шаманы мухоморы сушили, отваривали и настой пили, у них такие глюки потом наступали, что видеть могли даже будущее.
-Прикольно же, пацаны! – увлеклась пояснением Василия Дианка. – Будущее узнать это же классно! Я бы прям счас попробовала ради будущего мухоморчик, честное слово! Вы ж меня знаете, я не трусиха, тем более Дылде вон рецепт навярняка знает.
-Ладно, Дианка, ты будешь жрать мухоморы с Дылдой, а я вам на бубне, за шамана с акомпанирую – пошутил Вадик.
-Пусть угорают – повернулась девчонка к Василию, – когда мы с тобой отправимся в будущее, Васёк?
-Мухоморы для начала надо найти – подсказал Гамлет.
-Это не проблема – ответил Василий. – На «Чумовой», мать говорит их косой коси.
-«Чумовая»? Эта — та станция, что раньше «Чум» называлась? – спросила Дианка.
-Она самая. Только это не станция теперь, там всё заброшено, так, просто – разъезд один остался – со знанием дела пояснил Василий, — «Чумовая» её железнодорожники меж собой прозвали. На этом разъезде, поезд останавливается и пропускает встречный обычно. Я, как-то с матерью катался, мы там стояли недолго, тоже встречного пережидали.
-Ну, тогда ты слышал, про тот самый чум?
-Про какой чум?
-Ну, ты — и тормоз, Дылда!- рассмеялась Диана, — про тот самый, в честь, которого станцию эту и назвали. Про, что мы говорим-то сейчас с тобой?!
-Нет, не слышал. А, что за чум? – сознался в полном неведении парень.
-А то, что в этом месте, на бугре, недалеко от линии стоят до сих пор шесты от чума, в котором жил, когда-то сильный шаман. К нему ездили со всей округи. Мне дед мой рассказывал. Болезни лечить, будущее узнать у шамана этого приезжали. И не только из местных охотников и оленеводов, но даже, втихаря — и лагерное начальство. Тут же кругом лагеря были по лесам.
-Ну, про лагеря-то все знают – вставил Вадик.
-Да лагеря это всё — вата! — Махнула на него нетерпеливо Диана.- Я не про них, наверное! Не перебивай, Плохиш, а то рассказывать не буду. Ну и вот… Что-то там накосячил этот шаман, толи не то он предсказал кому-то из шишек, или не долечил, как надо? Донос на шамана настрочили, шаманить-то тогда запрещалось, и приехали его арестовывать. И эти менты потом рассказывали, что видели, стоял он у чума и из-под, руки смотрел в их сторону, а когда подъехали, его и нет, как нет, а стоит на том месте белый камень, в виде столба, размером с человеческий рост, которого и не было там никогда.
-Успел удрать, значит шустрый шаманишка — пошутил Гамлет.
-Ага, удрать! – Презрительно глянула на него Дианка – Куда?! Там открытое место, всё вокруг просматривается. Исчез, как будто и не было никогда. Стоят теперь шесты от его чума на острове прямо посреди болот, уже лет семьдесят. Как колею проложили железнодорожную, с одной стороны подсушилась почва, там лес поднялся, а с другой стороны насыпи, болота образовались и обступили бугор его со всех сторон. Правильно, Вась, я пересказываю? Я там-то, сама не была никогда. И сроду не буду!
-Да, так. С одной стороны болота, с другой лес, про остров не знаю, я особо и не приглядывался, ведь, если б про шамана знал, другое бы дело. Ну и чё, этот шаман пропавший? Поймали его?
-Как его поймаешь?! – возмутилась Дианка. – Ну, вы даёте пацаны! Неужели не слыхали про него вообще ничего? Короче, шесты от чума, стоят на бугре, вместе с тем камнем, до сих пор! Днём их хорошо видно. А вот в полнолуние по ночам… на шестах шкуры натянуты, костёр внутри чума горит, искры — изнутри вылетают, слышен оттуда бубен и завывания… того самого шамана, который в камень превратился!
У Василия от последних слов мурашки побежали по спине, и не у одного его.
-Вот это жесть! Голливуд отдыхает! – присвистнул Артур.
Но на не прошибаемого Вадика, кажется, ничего не могло воздействовать.
-А может это другой шаман? – предположил он.
-Счас!- Недовольно крикнула на него Диана. – Ты, чем слушал, Плохиш?! Я же сказала, дед рассказывал – болота теперь вокруг того бугра, где чум стоит. Местные говорят — тот шаман в камне живёт, и — правда – это, похоже, потому, что когда по ночам он в бубен стучит, камня на месте нет. Колдун-то в чуме. А, как светает, чум девается куда-то, и снова жерди одни торчат, и камень опять стоит на месте.
-Ничего себе мистика, пацаны! И совсем ведь рядом, с нами, такие чудеса происходят! – Поразился искренне Гамлет.
— Причём здесь чудеса? – снова вставил недоверчивый Вадик. – Камень ночью просто не видать, а днём понятное дело, его видно.
-Плохиш, тебя Вадиком родичи назвали или Фомой? – развела руками Дианка. – Я же, сказала, что всё происходит — в полнолуние! Белый камень, при полной луне хорошо видно и ночью. Дед бы мой, врать не стал. И чужое враньё пересказывать любимой внучке — тоже! Ну, а раз ты это сказками считаешь, и тебе всё — по фигу, то и сходи туда за мухоморами! А лучше и переночуй там.
-А почему — туда? Вадик не лох — съёрничал Артур, — он, где-нибудь рядом с посёлком их насобирает, а нам лапши навешает.
-Не навешает! Только — те мухоморы не туфтовые! С «Чумовой»! Я сейчас это поняла. — Разгорячилась девчонка. — Именно в тех, мухоморах сила необычная, не зря шаман именно там жил отшельником. Он не дурак, в той местности они особенные видать, а от других будущее вряд ли увидишь. Кроме поноса ни чего другого не дождёшься.
-Дылда пусть едет за теми мухоморами, это его затея. Тем более, маманя у него проводница. – Поспешил отказаться от предложения Дианы Вадик.
-Я эту тему предложил – решительно заявил Василий. – Я и добью до конца! Съезжу один на «Чумовую». С ночевой. Плотно за чумом понаблюдаю, что увижу – расскажу. Только ты меня Дианка в школе прикрой, как староста.
-Об, чём базар, дружище? Ну, ты и молодчина, всё-таки, Васёк, я, между прочим, всегда считала тебя реальным пацаном! – С чувством и со странным блеском в глазах, похвалила его Дианка. И это было очень по душе Василию, потому, что он… в тайне очень симпатизировал этой девчонке, но считал всегда абсолютной безнадёгой, расчитывать со стороны её самой на ответную симпатию. Она из другого круга – раз, убеждал он себя, а, во — вторых: в классе не зря её дразнили Пшёнкой. Она была слишком миниатюрной для него. Василий и без этой причины комплексовал из-за своего роста. «Ну, куда меня, так ввысь прёт?! — раздражался он частенько, глядя на себя в зеркало – ведь в баскетболисты же не собираюсь. И ещё ведь вырасту! Как?! Ну, как вот подкоротиться-то теперь?.. Ни как, конечно. И с этим даже не повезло. До конца жизни будут — Дылдой звать. Сейчас сутулый, а потом и горбатым, наверное, стану». — Пугал он сам себя и отходил от зеркала, всегда с испорченным настроением.
Сейчас же, неожиданный комплемент Дианы, буквально воодушевил его. К Василию, вдруг явилось красноречие и он, чтобы нагнать ещё большей жути на товарищей, и обрести ещё больший вес в глазах, теперь уже не такой безнадежно далёкой Дианки, рассказал ребятам о бесследно исчезнувших там недавно, двух грибниках. Рассказ с напридуманными — тут же экспронтом, им самим подробностями, что будто нашли лишь обглоданные кости этих несчастных, произвёл впечатление, теперь и пацаны смотрели на Василия не так пренебрежительно, как раньше. Ведь он решился, в такое — гиблое место отправится один, да ещё провести там ночь. А Пшёнка, так вообще казалось, не сводила после с Василия восхищённых глаз.
Вадик, как радушный хозяин вскоре предложил ещё по спайсику и пустили по кругу второй косяк, но и от него, ни какого чувства полёта Василий не ощутил, однако… «полетать» всё-таки рассчитывал, ведь он стал обладателем двух пакетиков спайса, которые сумел таки к концу дня рождения, не заметно выцепить из заветной, боксёрской перчатки. Они были другого цвета, чем те, которые ему пришлось попробовать, а значит, возможно, и другого качества, их парень решил выкурить один, уже непосредственно на «Чумовой». Ведь под допингом во первых: не страшно, а, во вторых: он пришёл к своему, оригинальному выводу, что может быть и не мухоморы настолько помогали летать в будущее колдуну, сколько само место. Мать, похоже, была тут права. Шаманские бубны, завывания, грибы, другая дурь или, что там ещё, в полётах-улётах, лишь вторичны, а не первичны, главное, же скорее, всего – само гиблое место – местность вокруг станции «Чум». В воздействии самой этой аномальной зоны и скрывается главный секрет ушлого шамана. Именно в этой зоне под наркотой и возможны чудеса и полёты в будущее…
Мать была на смене, на лесоповале, отпрашиваться было не у кого, да и не пришлось бы всё равно, ведь не пустила бы туда, после столь страшного происшествия. Вернётся домой она во вторник, и это было на руку Василию, так же как и ещё одно обстоятельство. По графику именно в понедельник должна была отправиться из посёлка к лесорубам «Гэсээмка», так в посёлке называли специально отряженный состав: из паровоза и двух, открытых, грузовых вагонов. На одной платформе его, была закреплёна большая ёмкость с соляркой для тракторов, на другой, бочка поменьше с бензином для мотопил лесорубов. На этой-то «Гэсээмке» и собирался Василий отправиться в путь, а вернуться рассчитывал с матерью на её поезде, который обычно всегда останавливался на станции «Чум».
Утречком уже в понедельник, он сбегал к школе, у которой в любое время, даже по выходным, и по праздникам торчали цыгонята и купил на стольник у них анаши. Деньги эти были те самые, которые он подарил Вадику. Василий вернул их себе, когда именинник, витал где-то в дымо ароматной нирване или притворялся, однако всё равно не сумел почувствовать ловкость рук товарища, нежно запустившего лишь на миг два пальчика в нагрудный карман его рубашки и выудивших оттуда подаренную купюру. «А чё? Не пойман — не вор. – Рассуждал довольный собой Василий. – Пусть не лохушничает гнида. А то строит из себя, не знай кого! Был бы мой батя жив, может он вором в законе бы стал, посмотрели бы тогда, кто к кому на день рождения бы навязывался. Мы с батей папеньку твоего, отрэкетировали бы, ай – да, ну! Конфисковали бы ваш японский снегоход в первую очередь и ходили бы вы с папочкой на охоту пешочком или на лыжах на крайняк, а не выделывались перед всем посёлком, какие вы крутые!.. Да-а-а – вожделенно вздыхая, продолжал мечтать Василий — тогда бы мы уже рассекали с ба… нет, не с батей. Я бы был за рулём их «Ямахи», а Дианка сидела сзади, крепко прижавшись ко мне, вот тогда бы я притопил на газ, так притопил! Шумахеру делать нечего, узнала б Дианка — по полной, насколько я на самом деле реальный пацан! Конечно, если бы я был самый крутой в посёлке — по фигу, ей был мой рост, да и мне бы он тогда — по фигу! И все, и всё бы по фигу!.. Нет! – даже остановился от ошеломившей его мысли сейчас Василий. – Чё всё-таки бабки делают?! А? Какие всё-таки с ними возможности! С ними всё — по фигу! Абсолютно всё!» Он бодро шагал к вокзалу, подгоняемый приятными грёзами, однако — на долго хорошего настроения не хватило, ведь холодный, рассудок настырно подсказывал, что бати — нет… Да и вряд ли бы он стал вором в законе, а значит всё останется на своих местах. У него корзинка в рюкзаке, с баклашкой пива, купленной на гроши, оставленные матерью на продукты и дурь в кармане, да может быть ещё собственные, не реальные мечты. А крутой батя и «Ямаха» у Вадика, и возможно уже этой зимой, именно он повезёт на ней его Дианку, куда ему захочется. А, куда ему захочется — туда, скорее всего, и она будет — не против, потому, что родичи у него богатенькие и — он – значит, будет — тоже богатенький Буратино, девчонки тянутся к таким. В этой жизни только богатенькие и счастливы. Опять он пришёл к привычному для себя выводу, и захотелось от этого, прямо сразу и… закурить, и, конечно же, не простых сигарет, а чумовую папироску. Но… Не было времени, ведь он уже подошёл к вокзалу – чёрному, мрачному, полусгнившему бараку, который только и числился вокзалом и громко, так назывался, что на крыше его красовался яркий аншлаг: «Железнодорожный вокзал». На одной из веток, станционной развязки уже пыхтел паровоз с ГСМ, вскоре раздался его долгий, пронзительный гудок, резко вниз ударили струи пара, паровоз надрывно зафырчал, запыхтел, бешено застучали под ним рычаги, прокручивая колёса, которые всё-таки, сумели наконец, «зацепиться», за скользкие, влажные рельсы, состав резко дёрнуло с места, и это означало, что – пора! Василий воровато оглянулся по сторонам, и ловко запрыгнув на последнюю платформу, спрятался сразу за бочкой от глаз машиниста и встречного ветра, натянул на голову капюшон куртки, укутался — по теплее, готовясь к часовой поездке, в глубь тайги.
За посёлком потянулись вырубки, разбавленные изредка молодым подлеском, не большие озерца, болотца, островки бросовой тайги, участки лесотундры, для любого городского жителя — вполне интересный, природный ландшафт, а Василию он был не по душе, его всегда тянуло в город. Ему казалось, что в городах люди только и делают, что развлекаются. «А чё? – Размышлял подросток. – Там рестораны, кафэшки. Макдональдсы всякие. Ночные клубы! Стрептиз! Во! Это вообще прикольно! Вот бы в живую поглядеть! Тэкила в баре, проститутки. Накопил на проститутку и – пожалуйста, на тебе, все удовольствия, ей ведь — по фигу, сколько кому лет, да и наврать накрайняк можно. В ночных клубах торгуют «экстази», сожрал таблетку и танцуй, экстазируй хоть до утра – никакой усталости говорят, допинг офигенный! Или казино. Набрал малость деньжат, поставил на «зерро» и на тебе – состояние! Тогда уж можно и в столицу махнуть за впечатлениями или даже за границу! В Штаты, в Лос-Вегас, где все только играют! Ну, может сразу бы и не обрыбилось, ну так потом повезло бы точно! Там, хотя бы шанс есть. Хотя бы надежда разбогатеть. А тут? Серый говорит, в их посёлке ни то, что банка, барыги путного нет, чтобы грабануть, да хоть чуть разжиться. В посёлке не жизнь – уныльщина тягомотная и вокруг вон – сплошная скукатища, деревья корявые, да пожухлая трава, глазу зацепиться не за что». Чтоб дорога показалась короче, Василий решил набить папироску анашой, было это очень не удобно, поддувало со всех сторон, драгоценные табачинки вылетали из ладони, но он, таки смог это сделать, затянулся и… захорошело сразу! Ни только настроение поднялось, но и пейзаж вокруг, перестал раздражать. Больше того, Василий стал безпричинно, даже подхохатывать. «Надо же? – удивился парень. – Оказывается и в одиночку можно поугарать, и Федул тут с заиканием своим — не причём вовсе. Хорошо я его с собой, не сагитировал, мне больше достанется. Анаши ещё на пару косяков и целых два спайса и не на ораву — в пять харь, а всё одному. Класс!» Половину дороги пробалдел, половину продремал и вот финиш, та самая станция «Чум». Паровоз притормозил, послал длинным свистком привет, наверное, этому самому чуму, вернее его скелету, еле различимому на бугре метрах в трёхстах от дороги, вскоре, так же продолжительным гудком и попрощался, обдав опять себя собственным паром, рванул вагончики и зачуфыркал дальше, скрывшись за поворотом и пёстрой стеной осенней тайги.
Васёк, постоял на железнодорожной насыпи некоторое время, озираясь вокруг и оценивая обстановку. Да, остов чума на самом деле существовал, теперь он сам лично наблюдал и жерди, в виде триноги и камень рядом, на небольшой возвышенности, которую окружали заросли осоки и камыша. Чрез неё проглядывали пятаки воды, из, которой торчали болотные кочки. Глядя сейчас, днём, при ярком солнышке, на покосившийся, белый камень и почерневшие жерди чума вдалеке — всё, что рассказывала одноклассница, казалось сплошной выдумкой и полной чепухой. «Ты конечно, Дианка – девчонка классная, но, похоже, обкурилась вчера не хило, раз такую пургу несла. – Подумал, с усмешкой глядя на далёкий островок посреди болота Василий». А вот станционная избёнка, заброшенная, наверное, ещё с девяностых, на которую, он перевёл взгляд, его разочаровала, да — она была с подгнившей крышей и без окон, когда он видел её в прошлый раз, но теперь от неё вообще ничего не осталось. Она полностью сгорела, может от молнии, а может и люди постарались? И, похоже — это случилось недавно, потому, что от пожарища веяло свежим, стойким запахом гари. А Василий рассчитывал на неё, какая никакая, пусть и худая, однако ж, ночью была бы крыша над головой. Ну, да — ладно, можно и под открытым небом переночевать, опыт походов с ребятами в тайгу был. Лишь бы дождь не пошёл, но это вряд ли, небо чистое, как в Италии, не одного облачка. Откуда он подцепил сравнение с чистым итальянским небом, Василий не помнил, но и вспоминать не стал, надо, же было, с главным вопросом решать поскорее – с мухоморами, не поверят ведь пацаны, что он тут был, если без них вернётся. Василий спустился с насыпи в сторону леса и сразу наткнулся на эти поганки, но все они были в основном упавшие, подгнившие, размочаленные и вскоре он понял почему. Просто здесь уже были заморозки. Это подтверждали и съедобные, подмороженные грибы, которые тоже в достатке тут росли, но изредка и те и другие попадались всё-таки и в более-менее хорошем состоянии, однако, чтобы набрать корзину товарного вида мухоморов, пришлось походить по лесу не один час и изрядно попотеть. Василий устал и есть уже очень хотел. Он решил собрать хворост для розжига костра, через некоторое время вдруг ему стало представляться, что нагибается, он за следующей хворостиной, поднимает, а под ней тётка мёртвая лежит, ну – та, пропавшая здесь. Пятится он от неё и спотыкается о труп мальчишки и это не просто трупы, а растерзанные тела, с торчащими обглоданными костями, как он рассказывал, вчера товарищам по вечеринке. У него холодок пробежал по спине и так мокрой, и без того холодной. «Хватит дров, куда мне?!» — приказал он себе приостановить работу и принялся, предварительно, оглянувшись с опаской по сторонам, разжигать огонь, как будто в нём было спасение от собственных фантазий. Дрова были влажноваты, но вскоре всё-таки занялись, затрещали мелкие палочки, зализали язычки пламени снизу, подкладываемые Василием еловый валежник и кору и разгорелся уютный костерок. Из корзины он достал, только буханку хлеба, пиво и соль, консерву с горбушей, решил оставить на вечер, пока же довольствовался простой по спартански снедью. Жарил на костре хлеб, нанизывая на веточку и посыпав круто солью, с жадностью поедал не хитрое, но тем не мене, вкусное сейчас, ароматное блюдо, запивая холодным пивом, из пластиковой баклашки. Наевшись, он потёр с удовольствием руки и стал, не мешкая набивать второй косячок анашой, он рассчитывал так: сейчас выкурит её большую часть, а немного оставит на обратную дорогу, немного — потому, что, ещё — не известно сможет ли вообще курнуть завтра, ведь мать будет путаться, под ногами. Половину спайсика употребит вечером, половину перед полуночью, понятное дело — на всякий случай, ну, а со вторым пакетиком, как поступить, будет видно по обстоятельствам. Как там, что пойдёт. Однако… всё пошло у него… совершенно — не по запланированному… ведь одно дело расчёты более-менее трезвой головы, и совсем другое, когда, рассудок станет уже основательно затуманен дурманом. Но, на — то же, он и дурман, чтобы лишать человека нормального мышления. Так, захорошело Василию, от круто набитого косяка, что он решил на радостях, удвоить тут же удовольствие и закрутил следом другую папироску, которую хотел оставить на завтра. После второй выкуренной подряд и уже третьей за день, он одурел… окончательно. Хохотать стал беспрерывно, всё ему вдруг стало смешным, он смеялся и над костром, и над елями, что вокруг и даже над небом по которому уже ползли тяжёлые, свинцовые тучи, обещая вовсе не дождь даже, а снег. Хохотал над муравейником и разумными муравьями, что обеспокоенно и торопливо копошились, обустраивая к холодам свой дом, и даже над воронами, что в драку делили меж собой его оставшиеся, пол буханки хлеба. Он шатался меж деревьев, кругами вокруг костра, падал, то и дело теряя равновесие, царапал, руки, лицо, ушибал коленки и голову, но не чувствовал боли, а хохотал и хохотал, всё истеричней и безумнее. А в коротенькие, как искры, мгновения, хоть какого-то просветления рассудка, он жалел лишь об одном, что не могут увидеть сейчас его друзья и позавидовать его такому — наисчастливейшему состоянию. Счастье оказывается и без особых денег можно заполучить, оно даже и от дешёвой цыганской дури бывает, если удачно на собственную, природную ляжет. Просто не нужно кроить и жалеть дури этой самой, для себя любимого, всё дело в дозе оказывается. Не удивительно уже было, что в его, совершенно зачумлённой башке, явилась мысль, прямо сейчас и тут же, догнаться ещё и спайсиком! Проблема только забить его была, руки не слушались и тряслись от не проходящих приступов хохота, но он и тут был молодцом, сумел и в таком состоянии с задачей сей наисерьёзнейшей справиться, сварганил-таки, роковой косяк и затянулся, как всегда жадно и от всей души. И ещё, и ещё! И… свалился, вдруг с пенька, чуть ли не в костёр лицом, сам уже, как пенёк, осчастливленный окончательно! Только этого уже, не осознающий, не понимающий ничего, и ничего не чувствующий, с отключённым напрочь сознанием. Цель достигнута, наступил полный уход из реальности, но… Мир, так устроен, что нет в нём пустот и если ты, хотя бы ногой шагнёшь из своей реальности, то обязательно окажешься в другой, и во, что ты там «вляпаешься» — большой вопрос… А, ну, как душа и вовсе заблудится в чуждых реальностях совершенно?… И не сможет уже вернуться в родной, земной мир, в котором уж точно, никто не рождается, только для того, чтобы отдать концы от передозировки наркотика. Но… нашего Василия сии вопросы, пока не волновали, пустив слюни, в подсушенный костром мох, он стоял теперь на коленях с приподнятой к небу пятой точкой, словно мортира на лафете в не удобнейшей и не красивейшей позе, и всё ему было нипочём. Ибо с выхолощенным, напрочь, рассудком, он сам себе не принадлежал и телу, даже своему был уже не хозяин, потому и джинсы его вскоре стали… мокрыми. Пивко подвело. Вот в таком, непотребном и позорном виде, он конечно бы предстать, пред друзьями бы не захотел. Но хоть тут ему повезло, друзей рядом… не было. Так он простоял к ряду несколько часов. Уже опустилась тьма на тайгу, бешеный ветер, терзал теперь верхушки деревьев, и первая пороша присыпала падшую листву, ведь осенняя погода, тем паче на севере, может измениться в худшую сторону очень стремительно. Сквозь несущиеся по небу, чёрные, рваные облака, ярко освещал землю полный диск ночного, холодного светила, зорко следящего за всем, что происходит внизу.
Время, как ни какой, наверное, фактор в природе, способно воздействовать и изменять в ней всё. Именно по истечению времени, даже, казалось бы, совершенно омертвевший мозг Василия, стал, тем не менее, потихоньку оживать, ибо он сумел почувствовать, что кто-то настырно трясёт его за шиворот куртки. И даже различил мужской голос, обращённый именно к нему, он был с лёгким акцентом северных аборигенов и звучал с лёгкой насмешкой.
-Вставай Васька, вставай дурак! Хороший мороз сегодня ночью будет. Околеть можешь однако, ты ведь мокрый совсем.
Василий не меняя позы, приоткрыл один глаз и увидел тёмный, перевёрнутый силуэт небольшого мужичка, похоже из коренных, местных жителей, потому, что одет был тот в оленьи пимы и такую же меховую, подпоясанную шубейку, с капюшоном, накинутым на голову.
Еле шевеля одеревеневшим языком, в пересохшем горле, не меняя позы и даже не приподняв головы с земли, парень сиповато прохрипел в ответ, свой короткий вопрос.
-Ты… кто?
-Олень в пальто – с усмешкой ответил мужичок. — Я местный шаман, однако, Ель зовут.
-Ель? Это… Ёлка, что ли? – усмехнулся, с земли и Василий.- Помутневший разум, которого, похоже, ничего ещё смутить не могло.
-Сам ты ёлка — дурачок. Ёлка по — вашему, а по – нашему, Ель – ручей значит. Так отец меня назвал.
-Будешь дурачком называть… я те в дыню дам. – Непослушным языком пригрозил парень, не имея сил даже изменить позу.
-О, как страшно мне стало! – рассмеялся шаман. — Какая дыня Вася? Ты сам, как дыня сейчас, однако, если б я тебя не растолкал, то совсем бы мороженой дыней к утру стал. Давай, вставай, в гости ко мне айда, у меня в чуме тепло, поедим, покайфуем однако.
-Покайфуем? Не фига себе? – удивился всё так же с земли, Василий. — Ты продвинутый, похоже, олень… хоть и в лесу живёшь.
-Конечно продвинутый, мы оба продвинутые, хоть и не в городе живём Вася. Вставай, вставай, нам много ещё успеть сегодня надо, однако. — С этими словами шаман подхватил Василия с непонятно, откуда взявшейся в нём, несоразмерной с внешностью силой, поднял в миг парня и поставил — на ноги. Василия шатало, не то от ветра, не то всё ещё, от выкуренного. Шаман наклонил голову Василия к себе, заглянув в глаза его, и рассмеялся.
-Да ты ещё пьяный, однако, совсем, Вася, ничего не соображаешь толком.
-Откуда имя знаешь моё? – Трясясь весь от холода, не послушным языком спросил парень.
-Я же шаман.
-Ты мне башку не морочь, — пошатываясь, ворчал действительно далекий ещё от трезвости Василий. — Вас теперь много развелось жуликов: шаманов, экстрасенсов всяких. Правду говори, я те — не дурак, в самом деле!
-С какой стороны Вася посмотреть – пошутил опять Ель. — Может даже мы и оба дураки с тобой, однако. А имя твоё, мне, духи сказали.
-Чё, ты, чешешь опять, олень? Какие ещё духи? — недоверчиво проворчал парень.
-Пошли ко мне в гости, покажу и духов, и мечты свои увидишь, сбудутся они, обещаю. Айда, давай!
Ель решительно взял за локоть начинающего наркомана, опять с лёгкостью развернул его в сторону железной дороги и буквально поволок за собой, не убавляя довольно скорого шага. Василий чувствовал, огромную, физическую силу Еля, и потому, не сопротивлялся, понимая теперь, что тот, намного сильнее, и пожалуй, сам, в случае чего с лёгкостью надаёт, в дыню — ему, не смотря, что на голову ниже. Белый, как снег гравий, крутой железнодорожной насыпи они преодолели в миг, будто перелетели, только у кромки болота Василий попытался сопротивляться.
-Куда тащишь, утопнем в болоте-то!
-Не дрейфь! – Совсем по пацански – ответил на это шаман. – Ты с кем идёшь? Забыл? С Елем, однако! Да и по колено тут тебе всего. Ха-ха-ха!
Смех шамана на этот раз был каким-то не хорошим, издевательским. Ель решительно шагнул в болото и дёрнул за собой Василия, их продвижение и по трясине было довольно лёгким и скорым. Василий смотрел на свои ноги и видел, что действительно они утопали в болотной жиже, только — по колено, шаман не обманул, хотя дно он ногами не ощущал, вовсе. И холода воды тоже. Когда же глянул на пимы своего проводника, увидел к полному изумлению своему, что тот вообще не касается воды, он шагал по воздуху, не задевая, совершенно, её поверхности. Однако кроме удивления это ничего не вызвало в парне, будто чувство страха напрочь было им потеряно.
-Ну, ты даёшь, Ель-олень! – пьяно удивился он вслух. – Ты блин и впрямь матёрый, шаманище! А мне не мог, так сделать, чтоб и я по воздуху?
-Это не я, Вася. Духи всё решают, сказали они мне, что тебе по колено будет, я и передал, видишь — не обманули. А ведь в этом болоте на моей памяти и седые сохатые на дно уходили с рогами. Да. Не страшно тебе со мной?
-Нет. Прикольно наоборот.
-Смотри-ка? Молодец, хорошей, однако дури накурился, а то обычно боятся меня почему-то люди. За это полетаю с тобой.
-Чё и летать можешь?
-Не я Вася, духи, духи всё могут, попрошу их — и вместе полетаем, я ж обещал, что мечты твои сбудутся.
-И про мечты они знают?
-Знают Вася, знают! Они многое знают, многое могут. Всё для — тех сделают, кто им по нраву, однако.
-А я им по нраву?
-Конечно Вася, а то меня к тебе не подослали, ты же анашу куришь, а им любой дым по нраву, а от наркоты особенно. Ты куришь, а им радость. Всё для тебя в лучшем виде сегодня устроим!
-Класс! Я тебя тогда спайсом угощу, у меня ещё пакетик в заначке остался, покурим для твоих духов! – Пообещал обрадованный посулами шамана парень.
-Конечно, Василий, ты меня угостишь своим, а я тебя своим, угощу. Только, чур — не отказываться и слушаться меня будешь.
-Ладно, только поедим сначала, есть охота и сушняк в горле. У тебя, жевнуть-то, найдём, что-нибудь, а то горбушу в рюкзаке оставили. Блин! И мухоморы, там же в лесу.
-Да, есть у меня, готовая уже настойка из мухоморов, и пожрать, найдётся Вася, только не покушать и не жевнуть, а именно пожрать! Ха-ха! Ну, вот и прибыли.
Василий действительно сделал первый шаг на шаманский остров, понимал, что шагает уже по твёрдому, но вот ноги казалось, не чувствовали от холода уже ничего. Однако и это его пока не беспокоило. «Прикольно» – только и отметил он опять про себя, с дурацкой улыбочкой. Похоже, после «атомного» спайса, его ничего испугать не могло. Да и удивить по большому счёту тоже. Ни само общение с умершим шаманом, ни чудеса вокруг. Когда он поднял голову от хлюпающих кроссовок, перед ним, стоял уже чум покрытый шкурами оленьими, а вовсе не голые жерди, что наблюдал он днём. А вот камня на месте белого не было, но по логике происходящего, ведь так быть и должно. Из чума искры вылетали, гонимые ветром в болота, кто-то огонь растопил внутри. «Ну, конечно же, духи опять» – уже сам догадался Василий. Но такое близкое их присутствие нисколько не смущало, парня, скорее наоборот, любопытство раздирало всё больше, какие же — они? Увидеть бы, поскорее! Да пацанам потом рассказать, только вряд ли поверят балбесы! Скажут у Дылды точно глюки попёрли, надо подальше от него держаться, по нему психушка плачет.
-Ничего Василий, и ты их увидишь и некоторые друзья твои, тоже ещё увидят – ответил вдруг вслух на мысли парня шаман. – Однако поспешать нам надо, — продолжил он озабоченно, — чтоб многое тебе показать, шевелись, однако, заходи в чум скорее, я покамлаю, чтобы духов вызвать, а ты олениной угощаться будешь. Запах, однако, чуешь, какой вокруг? А?
-Нет — не чую. – Правдиво ответил парень. — Ничем не пахнет.
-Это потому, что обкурился ты, а то бы, обязательно почуял. Ха-ха. – Рассмеялся шаман, открывая перед гостем полог чума.
Василий шагнул — во внутрь и… ничего особенного не увидел, всё, как в их поселковском, краеведческом музее. Там выставлен такой же почти чум, с похожей утварью, что и у Еля. Только здесь, посреди него настоящий костерок горит, над ним котёл дымит, не обычно — большой, в котле мясо, огромными кусками варится, булькает. Кругом, как и положено шкуры оленьи. Бубен ещё в углу валяется с колотушкой.
-Садись на шкуры, щас оленину жрать, однако будешь. – С этими словами шаман подцепил здоровенную кость ножом и ловко выложил её перед Василием на дощечку. Отварное мясо серого цвета, на жёлтой кости, от неё клубился пар, кость была длинной, как будто и не оленья, вовсе, а скорее лосиная. — Жри Васёк, я покамлаю пока, потом настойки грибной глотнёшь и полетим.
-Может, сначала выпьем, а потом закусим? У нас — так принято.
-А у нас по-другому! — с нажимом произнёс Ель.
Василий спорить не стал, отрезал шаманским ножом кусок парящей оленины и отправил в рот. Мясо показалось безвкусным и очень жёстким, такое есть не хотелось, угощение совершенно не понравилось парню, и он прямо об этом и заявил хозяину.
-Дрянь твоя оленина, Ель, дай другого чего-нибудь.
Шаман с раздражением бросил бубен и снова шагнул к котлу.
-Ладно, сам я виноват, однако. Не тот кусок тебе достал. Это старая оленина, а вот покушай молодого олешку, он внучком ей был, другое дело совсем. – С этими словами, рядом с длинной костью шаман выложил аккуратный мосолик, на котором, было много мяса и даже на глаз видно, что оно молодое. Оправдывал и вкус, мясо жевалось легко, и было сочным, однако, от каждого проглоченного куска, Василий почему-то, чувствовал всё большее отвращение и отторжение к нему своих внутренностей. Они, похоже, не желали принимать эту пищу, его всё больше подташнивало, а может в этом странном эффекте был виноват и сам хозяин. Тошнило, ведь казалось, не только от еды, но и от его завываний, а каждый удар в бубен, отдавался резонансом внутри, как будто даже именно в самом желудке Василия, вызывая рвотные судороги. Наконец парень не выдержал и выскочил из чума. Ель же не прекратил своего камлания, продолжал выть и стучать, понимая, наверное, что с его островка, никуда никому не деться. Освободив желудок, гость снова зашёл в чум, постанывая и всё ещё, держась за живот.
-Слушай, Ель, может, хватит уже — чудить, а? – простонал Василий. – Накормил — спасибо, сыт по горло, и песнями твоими — тоже, духи похоже на связь сегодня не выйдут, я так понял? Давай настоечки лучше, твоей хряпнем, может от неё, хоть полегчает, раз с полётами облом.
-Правильно говоришь, Вася. – Согласился хозяин, бросая бубен с колотушкой в угол. – Это всё для дураков, духи всегда с нами, всегда рядом, зачем их вызывать? И на счёт дури ты прав, только её глотнёшь и полетишь обязательно! Облома не будет, однако. Они обещают. Всё идёт, как надо, Василий! Как надо! Не переживай. Просто нужно было тебе этого мяса обязательно пожрать, чтобы ты вкус его запомнил и всю жизнь вспоминал. Они, мне так сказали.
-Зачем?
-Потом Вася узнаешь, наверно это сюрприз от них, однако. Духи мне всё не рассказывают. А то, что они большие шутники бывают, я знаю точно. Ха-ха! Любят над людьми посмеяться и надо мной шутили в своё время, однако. Очень крепко шутили. Да. Ну, что с них взять — с чертей? Черти они и есть черти! Ха-ха-ха! – Продолжая посмеиваться, шаман достал, из под, шкуры, на полу, глиняную плошку, накрытую берестой и подал парню. – На, Вася, только пей до конца и лучше не останавливайся, настойка, очень горькая, однако.
-А ты?
-Мне не к чему это теперь, — усмехнулся шаман, — я и так каждый месяц хорошо летаю, даже надоело, из-за тебя вот только сегодня полетать опять и собрался.
Василий пропустил мимо ушей, а скорее мимо здравого рассудка, который, был потерян им по собственной же воле, даже упоминание шаманом о чертях. А по сему, встал, взял плошку и выпил её содержимое, не задумываясь, задумываться-то было пока нечем.
-Ф-у-у! Ну и гадость! – возвращая пустую посудину хозяину, проворчал парень. – Дай зажевать чё нибудь, закусить в смысле!
-Вон — оленина, бери — закусывай. – Усмехнулся шаман, кивая на котёл.
-Сам её жри! — Грубо ответил Василий.- Всё у тебя в чуме противное!
-Привыкай, однако, к противному — усмехнулся загадочно шаман, но тут же, улыбка сошла с его уст и он резко приказал. – Сядь и закрой глаза, настойку зря, что ль пил? Действовать, того и гляди начнёт! Не испорти всё! Креста-то, думаю, не носишь?!
-Нет, зачем он мне?
-Правильно, — похвалил Ель.- Он бы духам мешал. У тех двоих, что недавно в болоте утонули, тоже крестов не было.
-У каких двоих?
-Потом, Вася! Всё потом!- Оборвал парня шаман. – Что чувствуешь — говори!
-Кайф классный, нахлабучивает потихоньку – простонал с блаженной улыбкой и с закрытыми глазами Василий, — лёгкость такая по телу, до этого ног только не чуял, а теперь, ничего не чувствую. Ни тела, ни головы, ни внутренностей никаких, лёгкость не обыкновенная, будто парю. Вот она, какая нирвана оказывается. Будто лечу!
-Это ещё что? — усмехнулся шаман – Это ещё не полёт. Весь кайф впереди. Только глаз пока не открывай, давай руку. – С этими словами он взял Василия за руку и вывел из чума. Потом бодро спросил. – Ну, к полёту готов?!
-Всегда готов!- Улыбнулся от наиприятнейших, вызванных, дурманящей настойкой, ощущений Василий.
-Ну, тогда… открывай глаза!
-Же-е-есть! – Вырвалось у парня первое слово, что на ум пришло, выразившее всё его непомерное восхищение, ведь открыв глаза, он увидел, что они, держась с Елем за руки, парили в воздухе, метрах в шести над его чумом. Редкие искры, вылетающие, через отверстие вверху чума не достигая их, таяли внизу. Парень отчётливо видел на белой покрытой первым снегом траве, чернеющий силуэт распростёртого на ней человека.
-А кто это внизу, у чума твоего лежит?- Спросил он у шамана.
-Тело твое лежит – с усмешкой ответил шаман. – Что не узнаёшь? Мы душами полетим, однако, тело в полёте только мешать будет. Пусть валяется пока, никто его не тронет здесь, Васька. Ну, может мыши только нос или уши немного погрызут, однако! Ха-ха-ха! Айда — вверх лучше, если не боишься, конечно!
-Айда! – в тон шаману ответил Василий, не приняв к сведению и последние слова Еля о мышах. — Не боюсь, конечно!
И в самом деле, парню совершенно не было страшно, хотя в обычном своём состоянии, отчаянной смелостью он никогда не отличался, но — то в обычном, а сейчас-то, – совсем другое дело! Они поднимались всё выше и выше, до тех пор, пока земля внизу не стала походить на крупномасштабную карту. Змейки рек и пятаки озёр, блистали внизу теперь серым свинцом, слабо отражая, холодный, лунный свет, леса вообще погрязли в темноте, а города и посёлки превратились в — скопище, тусклых огоньков.
-Видишь, Вася? Одна мечта твоя сбылась, ты летишь.
-Да, классно! – С восхищением проговорил парень. – Блин! Я и не думал, что вот, так вот, натурально полетим, я думал…
-Знаю, что ты думал, — перебил парня Ель — ты думал кайф, тебя в воздух, как бы поднимет, а тут, однако, всё по-настоящему.
-Если по-настоящему, что же я от холода не дрожу, мы проходили в школе, на такой высоте, даже летом колотун должен быть.
-Эх, Вася! И, чему вас там учат? А о душе, что-нибудь вам рассказывали? Это тело твоё холод и жару ощущает, голод и боль, и то, только тогда, когда в нём, душа хотя бы чуть теплится, тело без души, кожаный мешок набитый костями и дерьмом. Душа только тонкие переживания чувствует. Душа: радуется, размышляет, сожалеет, гневается, боится, тоскует. Тело этого не может. А душа без тела спокойно обходится, ей проще даже и лучше. Вот тебе сейчас ведь хорошо?
-Лучше не бывает!
-Ну, тогда командуй куда полетим, однако?
-Не знаю. Может в Москву? Я там не был.
-Какую Москву Вася?! В Москву ты и без нас сможешь на самолёте слетать. Духи, мне говорят, что ты будущее хотел увидать, ну так полетели?
-Чё, и в будущее они могут нас отправить?!
-Хэ – хмыкнул только, на крайнее удивление парня шаман. – Конечно! Пусть не всё, но кое-что они показать смогут.
-А, где они духи-то твои?
-Хочешь посмотреть, гляди. Это в теле, когда, их трудно увидеть, а теперь не сложно.
И тут совсем рядом, как по команде, из темноты вокруг Василия с шаманом, стали появляться или, как бы проявляться прямо в воздухе… головы, только человеческие головы! Без рук, ног, и туловища! Но были они огромными, гораздо больше обычных, людских. Мужские — бородатые с лохматой, чёрной шевелюрой и женские — с длиннющими, распущенными волосами. Глядели на Василия, подмигивали и хитро щерились! У многих зубы с золотыми коронками. Все эти наглые, довольные, смугловатые рожи, были до боли знакомыми.
-Так, какие же это духи?! – наконец сообразил Василий. – Это ж просто бошки цыганские!
-Ну, да, наверное? – ничуть не удивляясь, согласился, шаман. – Я же говорил, что они шутники, кто им по нраву, теми они и оборачиваются. Я их и козлами видал и псами чёрными, и драконами, и воронами, и свиньями, и змеями. Не страшно тебе с ними?
-Не страшно, противно только, пусть смоются, в посёлке эти хари надоели!
-Ладно, как, скажешь, Вася, сегодня они нам ещё подчиняются. Летим куда задумали!
Духи исчезли, Земля быстро-быстро закрутилась внизу, звёздное небо тоже побежало, и уже вскоре увидели они алый, быстро мигающий огонёк, мчащийся по воздуху, в стороне от их курса.
-Самолёт? – Спросил Василий поводыря-шамана, который всё также крепко держал его за руку.
-Угадал, Вася, самолёт.
-Давай к нему! – попросил парень.
-Как скажешь.
Они довольно скоро подлетели вплотную, прямо к иллюминаторам. Заглянули в них. Люди внутри в большинстве своём сладко дремали.
-Класс! – Вырвалось у Василия — спят и ничего не знают.
-А, что им знать?
-Как, что, а может — разобьются?!
-Эти не разобьются.
-А ты скажи духам, пусть самолёт уронят, поглядим сверху на авиакатастрофу, прикольно же. Будет, чё, пацанам рассказать.
-Во первых: мы, ведь в будущем, на него сейчас не воздействовать. И потом духи, говорят мне, молитвенник среди пассажиров, все спят, а он молится за всех, однако. Вон видишь, поп, напротив, в рясе с крестом? Не узнаёшь его?
-Я ни одного попа не знаю.
-А ты приглядись. Друг у тебя Федька есть?
-Федька-Скелет, это, что ли?! – Вытаращил глаза в крайнем изумлении парень. — Вот – дурак, в попы подался! Бородищу отростил, ну отмочил заика! Как его в попы только приняли?
-Здесь он уже не заика.
-Так он же анашу со мной курил!
-Покурил, да бросил, однако.
-О? Отколыш значит, завтра же морду ему набью!
-А сможешь? – Хитро усмехнулся шаман.
-Да на спор — смогу, отвечаю за свои слова! Не сойти мне с места, клянусь в дыню ему настучу! Он дохляк был всегда и вон – таким же и в будущем остался! Ну, его дурака, макароны только зря на него переводил! Погнали будущее Дианки лучше смотреть.
-Это надо тогда назад вернуться и как раз в твою любимую Москву.
-А, что она там забыла?
-Духи говорят – стал обстоятельно пояснять Ель Василию – что они, на пару с Вадиком, в столицу подались, однако. Как друзья их, братья-армяне насмерть на джипе отцовском разбились.
-Как разбились?! – Перебил шамана Василий. – Когда?
-Да вскоре уже после того, как ты в посёлок с «Чумовой» вернёшься. Наедятся таблеток с девчонками и всю ночь пропляшут в лесу у костра. А домой будут возвращаться, Гамлет за рулём уснёт, с моста и съедут прямо в реку. Никто из машины не спасётся.
-Вот это да?! – Ни то с удивлением, ни то больше, с радостью воскликнул Василий. На, что Ель, улыбаясь одобрительно, покачал головой. – Ну, а дальше чё было, рассказывай, зачем, всё-таки Дианка в столицу подалась? И почему именно с Вадиком? – С нескрываемым интересом в голосе, попросил парень шамана.
-Украли они деньги у отца Вадика и махнули в Москву, за впечатлениями, однако. Да и потом родители его подозревать стали, что и сын их наркоман, ведь с Дианкой они на героин к тому времени уже крепко, однако, подсядут. В школу ходить бросят.
-Жесть! Вот — дурачьё! Правильно Серый предупреждал, что нельзя с гериком связываться. А откуда героин в посёлке взялся? Или из города его, сами приволокли?
-Так, Серый, сосед твой — и завёз. Он им торговать станет, разбогатеет быстро, однако. Но не на долго, застрелят его.
-Папик за Дианку отомстит?
-Нет – цыгане, они на него зуб заимеют, он прибыли, ведь их лишит. А отца Дианки, из милиции выгонят и он сопьётся, ничего ведь делать больше не умел, как на дармовщинку пить. Духам он нравился, однако. Помогали одно время ему.
-Почему ж, перестали потом помогать?
-Снижаемся, Дылда, — вместо ответа, кивнул вниз шаман. – Прилетели, окраина Москвы, вон в том доме, Дианка твоя, голая сейчас лежит. Она же тебе нравилась, ты частенько её голой в мечтах своих представлял, вот и поглядишь. Ещё одна мечта твоя сбудется, однако. Ха-ха-ха.
-А, что за дом, такой, без окон, почти?
-Духи говорят морг это.
-Да вы чё сдурели, что ли?! – запротестовал Василий, пытаясь вырвать руку у шамана. – Да — на фига мне это надо?! Нет ничего противнее, чем морг!
-Опять тебе противно? Так скорая смерть, это же обычная судьба наркоманов – усмехнулся шаман. – Говорил же. Привыкай потихоньку — к противному… ну, да, ладно, — примирительно произнёс он тут же, махнув на морг свободной рукой, – раз с моргом знакомиться не хочешь, куда тогда полетим, однако?
-Сначала, подальше отсюда!
-А на Вадика поглядеть не желаешь?
-Чё, тоже в морге?
-Нет, он на этот момент, здесь же пока, в Москве — в клинике лечится, родители разыскали его, лесопилку продали, всё угрохали, однако, на лечение сынка от наркомании. Тут он худой уже совсем. Но вылечат его всё-таки, духи говорят. Не сразу, а бросит-таки наркотики, и толстым уже никогда не будет. Женится, однако, и дети даже будут здоровыми у него. И представляешь, не наркоманы и не пьяницы, совсем. Он их баловать не станет, строго будет воспитывать. А потом, усердно трудясь, Вадик этот выкупит, даже отцовскую лесопилку.
-Да опять же, Плохишу, папика бабки и помогли, без его денег не вылечили бы его ни фига! Вон Дианка-то, не спаслась. – Проворчал не довольно на это Василий.
-Больше не лекарствами и деньгами отца, спасся твой дружок, а по молитвам Фёдора, которого ты заикой и Скелетом зовёшь – продолжал пояснять шаман, разволновавшемуся парню. — Церковь в городе отстроят, он туда ездить станет. В семинарию, потом поступит, вот учась в семинарии, и будет молиться за всех друзей.
-Брехня это всё, про молитвы заикины! Что ж с Дианкой-то, у него не получилось тогда? – продолжал не верить шаману Василий.
-Отец её сильно виноват, не покрестил дочь, мать её бухгалтером в ЖКО, работала и сильно воровала, однако. Вот все молитвы и, как об стенку. – Улыбаясь довольно, пояснил шаман. — Да и сама дочка не лучше, по собственной, ведь воле, в проститутки подалась, опять же, воровала много, наркотики-то дорогие, а бросать и не хотела совсем, потому и получит заражение крови от грязного шприца. От родителей будущее детей очень зависит, однако. Но и от деток, судьба родителей в зависимости тоже, вот мать твоя наказанием тебя своим зовёт – правильно. Она мужу, отцу твоему изменяла, пока тот сидел, аборт сделала, потому ты и родился ей в наказание и стал вот такой.
-Какой — такой?
-Лентяй, завистник, нытик, вор, в армии служить не хочешь, мать не любишь, других не любишь, себя и то не любишь, длинным слишком считаешь. Да ты и сам всё знаешь. Однако — такие, как ты, духам моим нравятся. Ну, что? Теперь твоё будущее поглядим?
-Нет не надо, ну его! – Запротестовал сразу Василий. — Да я и так знаю, чё мне там светит. Вернее не фига, мне там не светит. Но я, конечно, хотя бы попытаюсь в люди-то выбиться. Героин, кокаин — по боку конечно, чё я дурак, что ли? В криминал подамся, в наркодиллеры, как Серый например, лучше торговать дурью буду, чем себя травить. На наркоте быстро можно подняться и с цыганами, там, или ещё с кем, чё ссориться-то, всегда же можно договориться. Или нет, лучше в банду какую-нибудь пойду, в киллеры например. Пусть от ментовской пули, молодым погибну, но хоть немного пожить успею, по человечьи: тачки дорогие там, тёлки, Канары всякие. Ну, правильно, я угадал? Примерно, ведь — так там, у меня сложится?
Ель же вместо ответа только расхохотался.
-Чё, ржёшь-то, духи же, такой расклад про меня тебе дали, да ведь? Ну сознайся!
-Они тоже смеются, Васька, что я могу тебе сказать? – сквозь хохот ответил шаман.
-Понятно, – хмыкнул довольно и Василий – в точку попал значит, в самое яблочко!
-Ладно – резко прервал вдруг свой смех, спохватившись о чём-то, Ель. — Время мало у нас, раз о себе ты и так всё знаешь, давай тогда я кое-что, сам тебе покажу. Своё будущее и некоторых знакомых твоих. Прикольно будет, однако, я обещаю!
-Валяй, Ель-олень — показывай! – Согласился сразу Василий, на экскурсию чужого будущего ему летать было, как-то всё-таки сподручней.
Снова помчалась, закрутилась тёмная Земля далеко внизу, под шаманом с его спутником, над головой опять закружилось и звездное небо, довольно долго летели они на этот раз навстречу далёкому будущему, и вдруг под ними вспыхнуло море, ярких, разноцветных огней!
-Что это такое, Ель, внизу? США? Лос-Вегас, что ли американский?
-Какая Америка, Вася? Сибирь! США уж не будет тогда, духи говорят, нет здесь такого государства. А Сибирь вся городами, большими, красивыми покроется. Тут будут жить потомки твоих товарищей: Вадика и Федьки-заики, и многих твоих одноклассников. Их внуки и правнуки.
-А мои?
-Чтоб появились твои внуки, надо собственных детей заиметь, а это, ведь хлопотное дело, растить их, да и чему ты научить их сможешь? Тебе-то, зачем, такая обуза?
-Эт точно, — согласился охотно Василий, — может вором в законе стану, а им семью иметь не положено, я слыхал. Да и какая мне разница? Когда я сдохну, плевать мне будет, живут там какие-то потомки, после меня или не живут? Ведь так?
-Так, однако, Вася, так, потому твоих, в этом будущем и не будет, однако. Духам нравится, как ты рассуждаешь, им нравилось и как я рассуждал в своё время, только мне вот теперь от этого, Дылда, как ты часто говоришь, очень при очень, противно, однако, бывает. – С тяжким вздохом произнёс вдруг, до этого всегда весёлый шаман.
-Это почему же?
-Да всё просто Вася. Ведь, спроси тебя, откуда человек взялся, ты же скажешь, от обезьяны произошёл, правильно?
-Конечно скажу. А от кого же, от оленя, что ли? — хмыкнул парень. – И при чём здесь вообще это?
-Вот-вот, у вас в школе учат до сих пор, что от обезьяны, у нас думали, да и сейчас некоторые считают, что от оленя или медведя, а пока так, Вася, многие и многие будут попадать в капканы к ним.
-К кому?
-К духам, Вася, к духам. Не думаешь, ведь ты, что и они от обезьяны произошли?
-Нет не думаю. Духи они и есть духи, чё тут думать?
-Правильно, зачем думать, Дылда? Голова ведь для кайфа только и дана, так? Плевать тебе, Кто всё создал вокруг: небо, звёзды, все законы в природе, течение времени установил? Зачем вообще люди, зачем ты на Свет появился, однако? Может, когда бы разум твой окреп, ты бы об этом задумался, и ответы стал искать. Но ты с юных лет стал мозги свои, всякой дурью чумить, а это прямая дорожка к духам, они в таком деле всегда помогут. Помогут и на пойло, и на табак, и на анашу, и на героин денег достать. А когда видят, что тебе дороги назад нет, что погиб, наверняка, бросают, где попало и других дураков ищут. И я такой же Вася, как и ты дурак был и лентяй, пасти оленей не любил, мечтал шаманом стать, чтоб ничего не делать, чтоб уважали, чтоб подчинялись мне люди. Духи и тут, как тут, помогли, однако. По полной, как у вас говорят, программе. Я-то теперь, что хочу, могу говорить, о них и ругать, как хочу, получилось-то всё, как им и надо было, участь моя решена. Да и тебе рассказать, про всё, как есть, теперь можно, твоё будущее мало от моего будет, чем отличаться, в конце-то, концов, в одном месте окажемся. Духи, так говорят, а потому и разрешили показать тебе наше последнее жилище, пристанище.
-Чум, что ли твой? С тобой, что ль жить, в будущем придёться? – сморщился парень.
-Ага – улыбнулся, натянуто Ель. – Чум, только общий. Очень, большой и очень тесный, при том, однако. И очень… очень к тому же… противный. С первого же момента, Вася, он становится противным каждому, кто туда попадёт, а вот покинуть его, никто не сможет. Потому-то я тебе и твердил, чтоб привыкал ты — к противному.
-Тогда может не надо? Ну, его! – Насторожился парень.
-Надо, Вася, надо! – Вдруг расхохотался обречённо шаман и полетел вниз, увлекая за собой парня.
А под ними уже не было огней огромных, сибирских городов, а алел из кромешной темноты, единственный только огонёк, как бы горящий костёрок на одной из таёжных полянок, но по мере снижения, костёр рос и пламя его, всё разрасталось, пока не превратилось в жерло огромного вулкана и они с Елем, падали именно в него.
-Куда, ты, тащишь?! – возмутился Василий, извиваясь в руке шамана, перепуганный уже не на шутку. – Сгорим же!
-Не дёргайся, трус! – приказал тот Василию, ещё крепче сжимая его руку – Гореть не сейчас будем. Забыл, что мы в будущем, нас тут ещё нет. Мы просто путешествуем в духе!
Василий перестал сопротивляться не столько потому, что слова шамана подействовали на него, сколь от того, что было это всё равно бесполезно.
Плюхнулись они в жерло, вокруг них запылал ярчайший огонь расплавленной лавы, пылать-то, он пылал, как солнце, но не жёг их нисколько! Пролетели путешественники само жерло быстро, миновали в полной темноте и твёрдое уже дно вулкана и многокилометровые пласты земного грунта, и вскоре оказались под сводами слабо освящённой, огромнейшей пещеры, где стоял ужасный визг, крик и вой многих и многих тысяч, а возможно и миллионов людей! Василий с шаманом парили над этим постоянно движущимся, копошащимся, извивающимся, живым, людским морем. Здесь, похоже, было, и жарко и душно, люди здесь были словно высушенные грибы, сухие и сморщенные, покрытые сажей и копотью от огня вспыхивающего откуда-то снизу и опалявшего их тела. Кто-то требовал, кто молил, чтобы дали воды, хоть глоток, хоть каплю, но здесь, похоже, воды не было никогда от сотворения этого злосчастного места. Некоторые проклинали чертей, во множестве носящихся над людьми и доставляющих, с довольным рыком этим страдальцам, ещё большие мучения! Кто-то из людей проклинал и Бога! Большинство же не в силах были произнести и слова, и просто выли, визжали, и стонали от жутчайшей, не проходящей боли! Василий не чувствовал жары и духоты, но в этом месте, он вдруг ощутил такую тоску и безысходность, и такую раздирающую, непереносимую, душевную боль, что лихорадочно задёргал руку шамана и взмолился.
-Ель! Дорогой, погнали отсюда, мне здесь плохо, очень плохо! Боже, как тут страшно и противно! Не могу здесь находиться! Не могу, больше!
-Да мы здесь и минуты не пробыли, а, что, ты, заговоришь, когда попадёшь сюда в своём физическом, всё ощущающем теле?! Да ещё… навсегда? А?! А может быть всё и не так плохо? Может ты особенный и возможно именно — ты, сможешь, в конце, концов, всё-таки привыкнуть и к запаху серы, единственному, что царит тут?! И к своим соседям, ведь тут видят только тех, кто торчит из года в год, из тысячелетия — в тысячелетие, рядом с тобой и вопит от нестерпимого жара, ещё громче тебя и поэтому тут, все ещё и друг друга ненавидят! А может ты, научишься уважать своих господ — чертей, которые тут командуем всем и вся, и пытают своих рабов с огромным удовольствием?! А?!.. Нет. Конечно же нет, Дылда! Не для того это место было создано, чтобы кто-то к нему привык или кому-то тут было хорошо. Здесь ведь именно — те, кто и в прежней жизни были ненавистники и завистники, гордецы и воры. Безжалостные истязатели других, а некоторые и себя самих. Из-за страстного преклонения перед кайфом, тут например: пьяницы и наркоманы, пьющие всё подряд и колющиеся всем, чем угодно, собственноручно отравляя свой разум, опуская себя до животного. Где-то тут, возможно и твоя Дианка, и Серый, и я, и ты. Какие же мы, Вася, вместе со всеми этими горящими в аду – всё-таки дураки… Кстати, и — те, кто придумал и учил в школах, что человек произошёл от обезьяны, и все те — шаманы, что говорили сородичам, что они от медведя или других зверей, тоже — тут, потому, что если бы говорили правду о Трёх Главных Светлых Духах, которых у вас зовут – Троицей и Богом, глядишь вполовину, ад был бы пуст, однако. А может и мы, здесь не оказались, а так… – вздохнул опять тяжело шаман – сейчас-то, мы Вася, отсюда, улетим конечно к себе. Ты окажешься, когда никогда в своём ненавистном бараке, я в своём камне, который помечают песцы и на который гадят вороны, но… только на время, а оно летит, поверь мне быстрее стрелы. Настанет День Страшного Суда, о котором, я так поздно узнал… и нам с тобой, Василий, этого места не миновать…
-Потом, потом, Ель, всё расскажешь, пусть! – Взмолился скороговоркой парень – Пусть, так всё, как, говоришь и будет потом, мне — по фигу! Только сейчас давай поскорее отсюда линять! Ну, давай же! Шаманище, друг мой дорогой! Меня трясёт всего, хуже ломки, наверное, всякой, я никогда так не боялся, никогда мне не было так плохо и противно!
-Ладно, полетели отсюда, на меня самого здесь, такая тоска нападает и страх тоже. Но, сознаюсь, что больше страха, во мне всё-таки появляется… злоба и ненависть! Нестерпимая, чёрная, всё затмевающая ненависть! Потому, что я… не согласен! Не согласен — ни с чем! Не согласен я с Ним и Всё! Будь Он проклят!!!
Они уже летели вверх, тем же путём, через жерло вулкана, а шаман, вдруг так изменившийся в настроении, продолжал орать и изрыгать проклятия, то и дело, оборачиваясь к парню с искажённым лицом, пугая его всё больше и больше.
-Не согласен я, не согласен! Понимаешь?! Быть здесь — не согласен! Да дурак был! С духами стал знаться, людей обманывал, но меня же — самого обманули! Мне никто о Боге не рассказывал! Нет, вру, духи проговаривались о Нём, но врали, что сатана сильнее! И ведь видел, как они сами бояться Бога при каждом слове о Нём трепещут, но поверил им! Вернее, не верил, нет, себя не обманешь, но считал, что выгоднее в жизни быть всё-таки с ними. Да, жизнь прожил сладко, но не ожидал, что так скоро она заканчивается. И теперь мне светит, как ты говоришь, вот — это?! Вечный огонь?! Даже, если это и справедливо, всё равно не хочу! И ненавижу Вашу Троицу, потому, что ничего не могу поделать с Ней! И никто не может! И за это ещё больше ненавижу! Но почему?! Почему именно Бог всем заправляет, а мы, в конце, концов, как бы не боролись, с Ним, всё равно попадаем под могущество Его несокрушимых законов. Эти проклятые заповеди, заправляют в мире всем! Если не согласен с ними и призираешь их — получишь тёплое местечко в аду! И, хоть ори, хоть вой, ничего не поможет! И ничего не изменить! Ненавижу! Всех ненавижу!
Пока шаман ругал всех и вся, они уже покинули вулкан, поднялись к небу и летели в обратном направлении. Ель молчал некоторое время, а парень боялся нарушить это молчание, ибо шаман очень преобразился, когда произносил эту переполненную злобой тираду, с озверевшим лицом, он совсем не был похож на придурковатого шамана – Еля. Скорее он походил на одного из демонов, которых Василий видел в аду, один взгляд которых, пронизывал насквозь и заставлял трепетать всю душу. Тут шаман неожиданно обернулся и внимательно посмотрев в глаза Василию, тихо уже, но с нескрываемой злобой произнёс.
– И тебя ненавижу! И ты скоро узнаешь, как я тебя ненавижу, вместе с Богом твоим! — После последних слов, шаман заскрежетал зубами и отвернулся, его трясло даже, от переполнявшей ненависти. Затрясло и Василия, только от охватившего всю душу его, страха. Поняв, из слов шамана, одно: что ненависть того к нему, связана, как-то с Богом, парень решил поскорее наладить контакт, с не на шутку разошедшимся Елем.
-Да с чего ты взял, что Он мой?
-Ну, не мой же?! – Резко повернулся опять к парню шаман. — И не их! – обвёл он вокруг рукой, имея в виду, невидимых духов, сопровождающих их. -Ты ведь поганец — крещёный! Знаешь и молчишь об том!
-Да мать говорила что-то, но может она, что напутала?
-Не юли. Духов не обманешь!
-И, что с того, если и так? Чё, ты, осерчал-то?
-Не придуривайся! Я тебя насквозь вижу, посмотрел на — ад и спастись теперь может, надеешься? Только напрасно! Скоро ты будешь, ненавидеть всех и вся так же, как мы, а значит тебе не спастись, хоть ты и крещённый! Ха-ха-ха! — расхохотался вдруг со злорадством шаман. – Ты теперь наш, парень! Зря я, что ли с тобой всю ночь провозился? Тем более духи говорят мне, и мечта твоя ещё одна вот-вот сбудется. Сам, ведь ты от Бога бежал, всё время до этого, побежишь и дальше, а может теперь поползёшь, какая разница… ну, вон и мой чум, прилетели. Успели вовремя, светает уже, однако, — с прежним акцентом и прежним приятельским тоном заговорил опять с простоватой улыбочкой, Ель. — И к поезду мамки, твоей не опоздали.
Через мгновенье, сделав над островом несколько кругов, они камнем рухнули вниз, падая Василий, успел, заметить только голубую полоску света на Востоке, но только он перевёл взгляд вниз, тут же — душой, оказался вновь в своём собственном, распростёртом на ледяной земле теле. Он сразу ощутил, нестерпимый холод, всё тело от ночного мороза онемело, так, что он не мог пошевелить, ни рукой, ни ногой, ни даже головой, в которой всё ещё, оказывается, плыл дурманящий, но уже очень противный, тошнотворный туман, от вчерашней наркоты.
Ель суетясь, и, поспешая, не давая, опомниться парню, подхватил его тут же под руки, поднял с прежней лёгкостью и потащил волоком по болоту к дороге. Поверхность трясины кое-где покрылась льдом, шаман снова парил над болотом, а Василий продавливал ледяную корку, не подвижными волокущимися, будто чужими ногами и погружался ими опять ровно по колено в холоднющую, зловонную жидкость, но не чувствовал абсолютно её обжигающего холода. Он пытался, что-то говорить, но и язык, и губы, совершенно онемели и оставались не подвижными, а потому вместо слов, слышались из него лишь глухие, не понятные звуки.
-Что мычишь, Дылда? Замёрз совсем? Так это на пользу тебе только выйдет, однако. Ничего не почувствуешь, чик и всё. И мечта сбылась, ты стал поменьше ростом. Он дал тебе один рост, тебе — не по нраву, размерчик пришёлся, однако, ты решил Бога подправить, сейчас многие себя и Его подправляют, духам нравится это, они в этом деле помогают, помогут и тебе. А вот и станция «Чумовая», как вы её зовёте, однако, а не понимаете, что не только я отсюда, но и такие, как ты. И все, кто башку чумит свою, разной дурью, все со станции «Чумовой», а кто с этой станции у того и жизнь не сложится, и конец будет очень противный, как ты любишь говорить, Дылда. Чем больше вас, духам моим радостней и мне по душе, что ж мы одни в дураках-то должны оставаться? Не тут тебя положу, где поезда притормаживают, а у поворота. Там будешь мамкин поезд ждать.
Быстро дотащив парня до крутого поворота, за которым скрылся вчера паровоз, Ель положил на рельсы совершенно обездвиженного Василия, потом пододвинул его, поправил, что-то выверяя, и устроив, наконец, так как, ему было надо, сообщил на прощание Василию.
-Ну, вот и всё — Дылда. Скоро ты – Дылдой, быть перестанешь. Духи говорят поезд, через час, отрежет ноги тебе, ровно по колено. Не умрёшь, до больницы успеют довезти. Мамка будет бегать в истерике с ногами твоими под мышкой и просить врачей, чтобы их тебе пришили. Не выйдет, однако, с этим ничего. Но ты не дрейфь. Ноги у тебя напрочь замёрзли, так, что боли даже не почувствуешь… сначала… Больно в больнице станет, но там морфием поколят, опять же, кайф изловишь, однако. Снова духам спасибо. Ну, ладно, Васька, мычи не мычи, а мне в камень пора, но я не прощаюсь, мы ведь всё равно встретимся, и ты… догадываешься… где…
С этими словами шаман спустился бесшумно по насыпи и исчез в утренних сумерках. Перепуганный же насмерть, протрезвевший, окончательно Василий, лёжа на рельсах, беспомощным бревном, долго посылал безмолвные проклятия поганому колдуну. Однако, вскоре поняв, их никчёмность и бесполезность, беззвучно заплакал, устремив неподвижный взгляд, в — синеющее небо, напрасно пытаясь угадать: выйдет ли всё, как проклятый шаман обещал, или его задавит вообще насмерть? А может быть, состав всё-таки… успеет затормозить?..
0