Потом помнится, меня определили не то в ясли, не то в садик. Скорее всего, мне запомнился именно первый день пребывания в детском, казённом заведении, потому, что даже днём именно во время тихого часа, бабушка прибегала меня проведать. Как сейчас помню, она принесла маленькую игрушечную, пластмассовую машинку (грузовичок со светлой кабинкой и голубым, откидывающимся кузовом) и гроздь винограда. Мне запомнилась в этих яслях довольно небольшая детская спаленка, с огромным окном на оживлённую улицу, за которым туда-сюда сновал городской транспорт. В тихий час я не спал, а подсматривал в это самое окно, оно почему-то не было зашторено. Почему-то не помню и детей. Помню пустые кроватки очень простенькие: крестообразные, деревянные ножки с двух сторон, а между ними натянут брезент. Бабушка прибежала лишь на минутку, всучила мне гостинцы, поинтересовалась у воспитательниц, как я тут, и умчалась, наверное, опять на работу. Две молодые воспитательницы, весь тихий час стояли у окна и разговаривали шёпотом, а я помню, занялся рассматриванием ног одной из них. Именно ступни этой крупной девушки страшно поразили меня, если не сказать напугали. На ногах её были очень открытые босоножки, типа сегодняшних сланцев. На больших пальцах ног её, ногти были выкрашены в яркий красный цвет. Я тогда ещё не знал ничего о педикюре и о том, что у женщин богатая фантазия, и они способны красить ногти и на пальцах ног, да ещё и так выборочно. Я очень переживал о том, что ногти у этой несчастной… просто отсутствуют, и что на больших пальцах её алеет плоть, бывшая под ними… «До чего же, наверное, этой тётеньки больно!» — Искренне сочувствовал я ей, одновременно с брезгливой миной, украдкой поглядывая на её устрашающие «раны».
Чтобы мне закрепиться в детском саду, бабушке пришлось потом, устроиться туда прачкой. Я, даже тайно покидая, свою группу, несколько раз на день навещал её в прачечной, находящейся в подвале. Садик был очень большой, с множеством групп, бабушке доставалось, конечно, от деток, в её прачечной всегда плохо пахло. Однажды я заглянул и в чужую группу из любопытства, но перед моим носом, тут же, захлопнули дверь. Я слышал, как одна из женщин находящихся в той злополучной группе, спросила воспитательницу, столь грубо обошедшуюся со мной: «А что это за ребенок?». «Внук прачки! — с пренебрежением ответила ей та». И её поступок, и презрительная интонация, меня тогда очень обидели. Я даже всплакнул, конечно, я ещё очень мало понимал в этой жизни, но интуитивно, верно прочувствовать ситуацию уже мог. Да и самолюбия у меня было с первых же лет жизни на десятерых. Примерно в то же время произошёл такой случай. Играли мы с каким-то мальчиком у нашего дома в песочнице, меня очень раздражало — то, что копаясь в песке, я всё время натыкался на кошачьи экскременты. Не в одном городе России, так, наверное, не любят и не разводят столько кошек, как тогда в Куйбышеве, да, и, пожалуй, в теперешней уже Самаре — тоже. В каждой семье было за правило, иметь свою кошку, была и у нас, а сколько их ещё бродило по городу бездомных! И, тогда такое у меня сложилось впечатление, что со всей округи они ходили по нужде именно в эту песочницу. Это сильно нервировало, а тут ещё я хотел взять у мальчика, сидящего со мной в одной песочнице, игрушку поиграть, но подбежала его мама и отобрала у меня её. Маме его досадить напрямую я тогда не мог и решил отыграться на её сынке. Мамаша эта за нами наблюдала, и мне надо было ещё постараться, чтобы улучить момент для мести. А отомстить я решил так: в песочнице была пара кирпичей. В прошлый раз я пытался поднять один из них, получилось только до колен, больше не осилил, кирпич из рук выскользнул и упал на ногу, хорошо ещё под ногой был песок, он сыграл роль подушки. И хотя боль была дикая, обошлось без последствий. Я бы и не пробовал больше поднимать, когда-либо кирпичи, но сейчас это было необходимо. Увидев, что мама несчастного мальчика, наконец, отвернулась, я поднял кирпич. Слава Богу, что опять только до колен и красный — от натуги, стал спешно, но тихо, подзывать соседа к себе — поближе. Тот ни сном, ни духом не ожидая от меня такого коварства, подошёл, и я отпустил кирпич точно над его ногой. Бедный мальчик так заверещал от боли (по-другому, и не назовёшь его крик), что даже моя мама примчалась со второго этажа, хотя окна нашей комнаты располагались на другой стороне дома. Естественно, она думала, что это я, так истошно ору. Увидев, что со мной всё в порядке, она успокоилась. На её вопрос: «Что тут произошло?» Мама пострадавшего ребёнка, готовая меня порвать на куски, истерично вскричала: «Ваш сын, бросил кирпич, на ногу моему! Он сделал это нарочно! Нарочно! Я видела!» То, что «нарочно», конечно же правда, а вот то, что «видела», она привирала. «Я нечаянно – опустив голову, настырно бубнил я, оправдываясь». Матери, как правило, верят своему дитяти. И, конечно же, очень часто напрасно. Мама меня забрала домой, не наказала, а лишь предупредила: «Не играй больше с ним». Мне эта песочница и самому так опротивела, что больше в ней никогда не играл. А этого мальчика, кажется, видел в ней вполне здорового уже на следующий день. Мне до сих пор стыдно даже за этот поступок, что уж говорить о других, гораздо более гадких, которые совершались мною позже…. Совесть подобна колоколу внутри нас, не умолкающему до конца жизни и не позволяющему забыть нам, о проступках и грехах, совершённых даже, очень давно….