На следующий день вся деревня в ожидании жениха высыпала на улицу. Он ведь должен был заехать за невестой и родителями ее, чтобы уже вместе отправиться в его родное село в храм на венчание. Однако, в доме невесты все были в некоторой растерянности. Ведь на днях, когда у Елены был опять приступ икоты, мать ее взяла, да и спросила: хорошо ли свадьба пройдет? Так вот, голос их чрева дочери коротким ответом поставил всех в тупик.
— А не будет никакой свадьбы! – со злорадством ответил он и умолк. Ничего не поясняя: как так, не будет? И почему?
Потому как, всё это было при свидетелях, то молва быстро разнеслась по деревне. Вот теперь землячки и собралися и по вдоль улицы и за околицей. Интересно ведь. Будет, в самом деле, женитьба, али нет? Мужики спорили с бабами. Они стояли за то, что свадьба состоится. Дело понятное: выпить им хотелось. Бабы же многие из злорадства натуры своей, считали, что свадьбе наоборот не бывать. Хотя намедни родня женихова наведывалась и подтвердила, что всё в силе остается, как и договаривались, однако ж, супротив икоты Ленкиной тоже куды денешься? Ведь все привыкли, что завсегда она в цель бьет…. мимо у икотки Ленкиной… не бывает!
Наконец, показались нарядные в красных рубахах верховые, видать дружки жениховы, но только вдвоем почему-то. Один из них спрыгнул с лошади и бегом в дом невесты! А второй прямо с коня, сквозь слезы обронил народу:
— Не будет свадьбы, православные. Не судьба, видать….
— Это что-й-то так? Почему?! Как?! – загалдели икотинские, обступив наездника.
— Тройка с женихом… с моста в реку рухнула – шмыгая носом и утирая слезы рукавом, пояснял парень. – Каурая — пристежная… самая любимая хозяевами лошадь, сбесилась будто?! Взяла, да и сиганула в реку с моста и всю упряжку за собой потянула! Все выплыли! Окромя жениха. Достали когда – глядь, а голова-то у него… проломлена! Расшибся обо что-то насмерть…
На этом месте повествования заголосили в одно время и те бабы, что на улице были, и те, что в доме рассказ от другого дружки слушали. Вместе, видать, парни сказ свой невеселый закончили. Все икотинские бабы оплакивали несчастного жениха…. но только одна из них… не плакала, а улыбалась от удовольствия. И понятно кто – Марина конечно. Не зря, значит, на себе катала Дворового. Не зря шептал нечистый дух Каурой, что делать той надлежит. Не зря девка такие унижения от него претерпела. И всё ведь за ради — того только, чтобы не дай Бог, кто-то рядом, вдруг счастье свое обрел….
Невеста же, на удивление общее, тоже ни слезинки ни обронила. И всё потому, что еще только заговорили родители о свадьбе, а она уж почувствовала, что из этого беда только выйдет. Да и потом, что за жизнь семейная может быть у той, которая вдруг… будто прокаженная среди других обычных людей стала!..
Вместо свадьбы удалой, да развеселой – печальные похороны вдруг случилися, и пришлось несостоявшейся родне в село жениха ехать в черной траурной одежде. Потом ездили и на девять, и на сорок дён. И не думал никто, что уже этой осенью из сего уже села родители и родные новопреставленного, сами поедут в Икоткино в траурной одёже, в дом не состоявшихся сватов и невестки. И всё потому, что опять сбылось проклятое гаданье в бане!
Тот бычок, которого за бесценок Никифор приобрел у пьяного на ярмарке, превратился ведь за эти годы, в здоровенного бугая, да и не мудрено. Ведь хозяин новый на племя его оставил. А от такой вольготной жизни, быки быстро и в весе, и в росте прибавляют, и в наглости тоже. Силы-то девать некуда. Подумаешь, за год с десяток-другой коровок покроет, так ведь еще и подраться, и пободаться охота. Бугая этого с задиристым норовом, держали в отдельном, самом крепком стойле. Только Никофору бык подчинялся и то не охотно, после лишь крепких тумаков лопатой, али оглоблей какой. В тот же роковой октябрьский день, телку ему привели и во дворе пока привязали. Бугай почуял ее из хлева, ревел медведем и готов был за ради нее, стойло уже разворотить, а мужики всё медлили чего-й-то, сводить. Зато мальчишки забавы ради взяли, да и открыли у бугая калитку. Бык выскочил из заперти так резво, как те и не ожидали, да за сорванцами и погнался. Ближе всех к бугаю Елена оказалась, она и бросилась малым шкодникам на помощь. А какая с нее подмога могла быть? Только отвлечь скота на себя! Бычино недолго на свою молодую хозяйку смотрел, гребя передним копытом, с налитыми кровью зенками. А Елена вроде бы, как говорили потом, даже с улыбкою блаженной на того глядела. И как кинулся бугай на нее, не шелохнулась! С места не сошла и не вскрикнула даже! В миг всё произошло: сбил ее бык с ног и давай топтать, да катать по двору и рожищами цеплять, и подкидывать, как подушку пуховую! Хотя мужики и вскоре вроде подоспели, и отбили ее у него, да всё равно судьба девушки, уж решена была. На руках Елена у отца скончалась. И слова ее были с последним выдохом такие:
— Слава Богу, что хоть так… наконец-то… отмучилась….
И улыбнулась, как бы довольная всем… и во гробе… так же с улыбкою милою, лежала красавица-покойница, девственница…
Глаша рыдала у могилы подруги, наверное, посильнее, чем мать родная. И в причитаниях, всё гадание какое-то поминала. Но никто из земляков и не понял, про что это она. И опять, из всей деревни только одна землячка рада была, что у других такое горе. Чужая беда теперь ее только веселила. Не зря. Ох, не зря бес ее хвалил и своею называл…
8